KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Религия и духовность » Религия » Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг

Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Андрей Богданов, "Русские патриархи1589–1700 гг" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Московский архипастырь, в отличие от ученых–полемистов, ничуть не ужасался религиозному индифферентизму Белобоцкого, искренне отвечавшего оппонентам, что «коли он пребывает в греческой вере — и он будет послушание отдавать патриарху, а если он будет в Риме — и он будет отдавать послушание папе Римскому» [419]. Эта формула согласия веры с властью слишком походила на ту, что патриарх изложил некогда царю Алексею Михайловичу…

Об Иоакиме вообще следует сказать, что он без тени сомнения привечал обладателей глубоких знании, тесно сотрудничал с весьма образованными и талантливыми современниками, если те не покушались на монополию его сана. Являясь человеком по преимуществу служилым, он был в значительной степени избавлен от интеллигентского «недоверия, презрения и отвращения» к «оригинально мыслящим людям» (по выражению Анатоля Франса).

Большим оригиналом, к слову, был верный патриарший «ушник» Евфимии Чудовский, работавший справщиком на Печатном дворе еще с 1651 г. и служивший келарем в Чудовом монастыре с 1667 г. Помимо полемических сочинений, в том числе доносительных, Евфимии оставил воистину громадное книжное наследие, отличающееся ярко выраженным стремлением к созданию нового, «еллино–славянского» литературного языка: смеси церковно–славянского с греческим.

Помимо огромного количества переводов с греческого в наследии Евфимия Чудовского есть солидные переводы с латинского и польского языков, сохранился и написанный его рукой русско–латинский словарь. Кроме церковно–полемических сочинений ученого старца известны его трогательно смиренные поучения. Как библиограф, Евфимии сделал много более Сильвестра; даже «Оглавление книг, кто их сложил», считающееся первым опытом русской научной библиографии, некоторые приписывают ему, а не Медведеву.

Наконец, «подобно большинству московских книжников конца XVII в. Евфимии пробовал себя и на поэтическом поприще» [420]. Конечно, его блеклые ученые вирши нельзя сравнить с сочинениями придворных поэтов — Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева и в особенности Кариона Истомина, писавшего стихи много талантливее и быстрее всех, в любое время и по любому случаю, живо, оригинально и без видимых усилий.

Именно Карион, а не ученый червь Евфимий неизменно писал для патриарха Иоакима проповеди, составлял его грамоты и послания для российских и зарубежных адресатов, оформлял патриаршие палаты и готовил праздничные действа со стихотворными орациями. Блестящий литературный дар Истомина вскоре завоевал ему место первейшего придворного поэта Государева двора, а острый ум позволил в плотно заполненные творчеством дни обрести и глубокие, разносторонние знания, к 1690–м годам сделавшие Кариона выдающимся просветителем, творчески реализовавшим в России передовые идеи чешского мыслителя–гуманиста и педагога Яна Амоса Коменского.

Патриарх знал, что его доверенный референт не симпатизирует «грекофилам» и тем паче «мудроборцам», а в царском дворце усердно хвалит утвердившуюся у власти царевну Софью. Но Истомин никогда прямо не противоречил Иоакиму в церковных вопросах — в сфере непосредственной деятельности патриарха. Этого было достаточно. Научные и литературные дарования, увлечения и политические симпатии приближенных не затрагивали Иоакима, пока не касались области его служебного авторитета.

Следует учитывать, что Истомин, сделавший блестящую карьеру при Иоакиме, сохранивший свое место при патриархе Адриане и со временем ставший во главе Печатного двора, никогда не позволял себя «подставить». Карион мог искренне скорбеть, что вместо университета в Москве появились лишь «еллино–славянские сколы» Лихудов, мог мечтать об осуществлении просветительного проекта Медведева — но при этом не сказать ни слова против начальства. Вполне в духе Иоакима, он служил существующей власти и, тонко предвидя, скажем, приближение заката Софьи, вовремя переключился на восхваление идущих к власти Нарышкиных [421].

Однако последнее было скорее свойством характера поэта, нежели требованием патриарха к своему ученому окружению. Ярким примером научной и политической терпимости в рамках патриаршего двора была личная дружба Иоакима Савелова с главой родового монастыря Романовых — Новоспасским архимандритом Игнатием Римским–Корсаковым. Этот выдающийся ученый, композитор и публицист, искушенный переводчик и поэт был «грекофилом», но совершенно в ином ракурсе, чем патриарх или Евфимий Чудовский.

Блестящий, европейского уровня знаток античной литературы, Игнатий в духе Возрождения считал, что ключом к высокой культуре служит чтение греческих оригиналов, тогда как пользование более распространенной латынью и национальными языками хотя и необходимо, но не столь почтенно для ученого. Если начетчик Евфимий видел в распространении латыни яд западных схизм, то Игнатий и в «ногайской» античной философии с мифологией не усматривал ничего пугающего.

В апологии греческого языка и учености Римский–Корсаков ссылался не только на любимых им древних латинских авторов (Цицерона, Полибия, Авла Геллия, Лукреция Кара и др.), но и на сочинителей Нового времени, вплоть до «Антония Поссевина, славного генерала иеэувитцкаго». Для Игнатия несомненен был авторитет знаменитых университетов (в Венеции, Патавии, Париже, Лондоне, Лунде, Праге и даже Риме), в которых «греческое учение… и до днесь поучается вместе с латинским». Общая культурная основа, общие корни европейской науки были важнее для автора, чем конфессиональная принадлежность ученых и учебных заведений [422].

Подобные рассуждения Игнатия не мешали Иоакиму всячески способствовать церковной карьере ученого. Возможно, что выходцы из московских дворянских родов Савелов и Римский–Корсаков были знакомы давно, но тесный контакт между ними прослеживается с начала 1680–х  гг., когда полемическое сочинение Игнатия в защиту греческого языка так или иначе способствовало борьбе сторонников патриарха против проекта Московской академии царя Федора и Сильвестра Медведева.

В 1682 г. строитель Соловецкого подворья в Москве Игнатий сотрудничал с патриаршим казначеем Тихоном Макарьевским (автором обширнейшего исторического сочинения — «Латухинской Степенной книги»), а уже на следующий год стал архимандритом престижного Спасо–Ярославского монастыря, знаменитого своими книжниками и библиотекой. Назначение Римского–Корсакова архимандритом политически важного и любимого Иоакимом Новоспасского монастыря в сентябре 1684 г. ознаменовалось активным участием Игнатия в борьбе против влияния «иноверцев» в столице.

Солидаризируясь с людьми разных конфессий в почтении к наследию античности и Возрождения, Римский–Корсаков в практическом плане считал необходимым препятствовать проникновению на Русь католицизма и протестантизма. Речь шла уже не об иноземных книгах, в которых Игнатий, в отличие от Евфимия Чудовского или Константинопольского патриарха Досифея, не видел для здравомыслящего человека никакой опасности. 22 мая 1684 г. в Москве началось дело невиданное: с разрешения канцлера и дворового воеводы В. В. Голицына лютеране и католики вместе (!) приступили к строительству кирхи–костела.

Канцлер учитывал значительную пользу, которую Россия получала от притока иноземных специалистов, вынужденных покидать западные страны из–за религиозных преследований. Из протестантских стран на восток бежали католики, из католических —- протестанты всех мастей, из тех и других — бесчисленные сектанты. Слухи о невероятной веротерпимости российских властей к иноземцам превращали в сознании западных европейцев таинственное Московское царство в землю обетованную, подобную Новому Свету.

Отступление коммунистическое: «Свет возгорится с Востока»

Начиная с Сервантеса и Лопе де Вега многие на Западе воспринимали наши гражданские «нестроения» как «революционные». Томмазо Кампанелла в 1618 г. разразился из итальянской тюрьмы «Посланием великому князю Московскому и православным священникам», пророча России великое будущее на основе явления «новой звезды в созвездии Кассиопеи на московском меридиане». Предсказания коммунистического будущего России в духе «Города Солнца» подкреплялись в западном сознании бурными спорами вокруг «Нового учения» бежавшего В 1355 г. в Литву Феодосия Косого и поддержавшей его белорусско–литовской радикальной реформации.

Рационалистическое, христологическое и антитринитарное движение в Восточной Европе объединило «правду рабов» Феодосия Косого и Фауста Социна, коммунистический опыт Моравских братьев (анабаптистов) [423] и последующую практику создания «городов Солнца» с обобществлением имущества, конфессиональным, сословным и национальным .равенством Литовскими и Польскими братьями.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*